Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
А ведь время нынче такое: сделал ты пусть замечательнейшую вещь, но не сумел продать – и ты, и твои рабочие (ежели ты, допустим, директор) сидят без денег.
Были мы в пригороде Лебедяни в хозяйстве «Агроном» – единственное оказалось место, где в яблочном краю в июне можно увидеть яблоки: прошлогодний урожай сохранили здесь до будущего лета оттого, что есть в хозяйстве импортная установка, которая плоды сохраняет в газовой среде. (Семь таких установок страна купила еще при прежней власти – работает всего одна, в Лебедяни.)
Хозяйство крепкое – около 2,5 миллиарда рублей чистой прибыли получило в прошлом году. Больше пяти тысяч тонн яблок собрали.
Хоть и вкусные они, румяные да ровные – а видно, что для директора, Александра Владимировича Кычакова, продать их – сущая мука. Магазины куда охотней берут плоды, привезенные из Польши да Италии (это здесь-то, в яблочных местах!), потому как коммерсанты на заморский товар ни накладных, ни платежек не требуют, рассчитываются «наликом». В Москву везти, торговать с рефрижератора? Накладно: чиновникам плати, милиции плати, рэкету – тоже.
Спасибо, есть оборотистые люди; приезжают в «Агроном» на своих «Жигулях», покупают яблоки, увозят, сами торгуют. Таким макаром едва ли не три тысячи тонн плодов продали.
Без них, похоже, с реализацией совсем была бы труба: при себестоимости кило яблок в девятьсот рублей приходилось продавать остатки Липецкому консервному заводу за триста.
Есть в «Агрономе» свой консервный завод. Но разливает яблочный сок – вкуснейший, натуральный! – в трехлитровые баллоны. Разве станет покупатель, избалованный пакетами, брать здешние «бочонки»! Вот и стоят баллоны на складе – 370 тонн сока прошлого урожая долежали без движения до следующего июня…
И нынешней осенью снова будут гнать сок. «А что делать? – восклицает директор Кычанов. – В землю, что ли, плоды запахивать?»
По данным американского института социологии и маркетинга, удобная и красивая упаковка увеличивает объем продаж товара в полтора – два с половиной раза. Это хорошо понимают в акционерном обществе «Экспериментально-консервный завод «Лебедянский». И когда на собрании акционеров встает вопрос, как распорядиться прибылью, голосуют за то, чтобы не проедать ее, а пустить на покупку современного оборудования.
Вот и в нынешнем году монтируют шведскую линию по производству детского питания в современных баночках. Сок разливают здесь отнюдь не в баллоны, а в пакеты. И хотя из 1800 рублей себестоимости полулитрового пакета того же яблочного сока сам пакет обходится в 900 рублей – перед проходной очередь из грузовиков, а соки от «Лебедянского» с удовольствием покупают и в Москве, и на Украине, и на Урале. А для того чтобы поток покупателей не иссякал, завод постоянно исследует рынок, участвует в оптовых ярмарках, дает рекламу в центральных газетах.
Консервный завод открыл в Лебедяни ресторан и три кафе. Помимо того что это – столь нужная предприятию наличка, они – для жителей и приезжих удобство. (Мой знакомый экономист в шутку – в которой большая доля правды – определяет цивилизованность города тем временем, которое надо затратить, чтобы выпить чашечку кофе. По этому критерию Лебедянь еще уступает, конечно, Стамбулу, Праге или Парижу, но с Москвой уже может состязаться.)
Бесконечные битвы – за урожай, за качество, за дисциплину, – столь знакомые нам по советским временам, незаметно переместились с полей и заводов – на рынки и в магазины.
И превратились, как и положено в нормальном обществе, в более человечное соревнование – за покупательские симпатии.
Лебедь? Или лебеда?
На гербе Лебедяни – естественно, лебедь.
Хоть и не живет ни одна белоснежная птица в окрестностях городка, именно от лебедя ведут происхождение названия местные жители. И обижаются, если исток определяют от лебеды. Хотя этой травы здесь вдоволь.
Не заслуживает Лебедянь ассоциаций с сорняком – сколько страниц истории России связано с городом!
Здесь был южный форпост Руси, и костер, зажженный на вышке здешним пограничным отрядом, был сообщением, через двенадцать часов достигавшим Москвы: надвигаются раскосые завоеватели.
Здесь скрывался Федор Романов, ставший патриархом Филаретом, – оттого на протяжении всего царствования Романовых осыпали местный крошечный монастырь монаршими подарками.
Петр Великий неподалеку строил свой первый боевой флот.
А строители величественного собора? А Игумнов, Замятин, Кустодиев, Булгаков? А четыре тысячи павших – во время Великой Отечественной?
Нынешнее время клянут в Лебедяни чаще, чем хвалят, за «косолапую приватизацию» (зарплата директора одного из местных заводов оказалась в прошлом году в 49 раз выше, чем средняя по предприятию!), за особняки, что возводит на местном «поле чудес» торговый, чиновный и директорский люд, за невыплату пенсий, за «сексуху» в кино и по телику.
Но даже если оно, наше время, вызывает не много ассоциаций с лебединой стаей, то и с сорняковым полем равнять его нечего. Лебеда – не столько сорняк, сколько, согласно энциклопедии, «кормовое, пищевое и декоративное растение».
Даже если от лебеды произошло имя города – ничего обидного в этом нет.
Смотришь на рассвете с берега Дона на удивительные силуэты городка и понимаешь: в самом деле на Руси красота вырастает там, где «одуванчик под забором, где сорняки и лебеда…».
И лебеди – соседствуют с лебедой.
1996 Здесь родился Штирлиц
Осень патриарха
Здесь действительно родился Штирлиц.
Автору «Семнадцати мгновений весны» зачем-то понадобилось, чтобы его герой-разведчик, плетущий заговоры и ностальгирующий в фашистском Берлине, появился на свет в самой что ни на есть российской глубинке – городе Гороховце.
В эпоху реактивных перелетов какая, казалось бы, глубинка: всего триста километров от столицы. Но едешь по Владимирскому тракту, и довольно скоро от Москвы линяют иномарки, проваливаются в тартарары рекламные плакаты. Еще временами радуют глаз среди серенького осеннего пейзажа закусочные для проезжающих, соревнуются друг с другом яркостью афиш да броскостью названий: «Сытый папа», «Выручалочка – открыто круглосуточно!». Или: «Москва – Петушки». А миновали Владимир – и как отрезало. Справа и слева – леса, леса, леса.
Вот и Гороховец. Устраиваемся в гостиницу и спешим прогуляться по городу.
Еще светло. Рабочий день кончился. Магазины еще работают, а на улице ни души.
Выходим на широкую площадь. Чешуйчатые главки Сретенского монастыря блистают на солнце сине-розово-зеленым огнем (эти чешуйки – керамические). Во всем монастыре только они, кажется, и отреставрированы. Одна монастырская церковь в лесах, другая просто заколочена.
В кельях монастыря живут. Живут почему-то люди светские. Туда ведут лесенки, огороженные от дождя и ветра фанерками. За окнами келий видны цветы и занавесочки.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
